О красоте русской цивилизации

«Отторженная возвратих» Девиз Екатерины II

Второе присоединение Крыма было удивительно красивым. Не сложным, не хитрым, не коварным, не кровавым. Всё было сделано просто, честно и справедливо.

Мой старый друг, художник, таджик по национальности, мусульманин по вере, звонил мне 18 марта во время обращения президента к Законодательному собранию и говорил: «Я смотрю телевизор и не могу сдержать слёз. От радости и восторга. И оттого, что я впервые ощущаю за собой мою страну!»

Белград, Ирак, Ливию – бомбили нагло, грубо, цинично, – даже не лицемеря, получая удовольствие от насилия, от ощущения собственной силы, от бессилия жертвы, угрозами заставляя весь мир принимать ложь за истину, зло за добро, «склонить голову и смириться».

Русскую пружину сжимали слишком долго, – заявил Владимир Путин, вот она начала разжиматься, – мы верим в это, и не дай Бог нам обмануться.

«Историк Арнолд Джозеф Хэрри-Волпич Тойнби известен прежде всего концепцией: главная отличительная черта каждой цивилизации — привычная ей, многократно повторённая схема ответа на внешний вызов. В частности, русская цивилизация, по его мнению, при появлении угрозы сперва резко сокращается, как бы уходя от источника угрозы, а затем так же резко расширяется, вбирая этот источник в себя и превращая его в один из источников своей силы.» Анатолий Вассерман. «Война с Россией переходит в полуоткрытую форму.» 1 января 2014г.

Кажется, уже все согласны: русская идея – есть идея созидания государства правды и справедливости. Не идеалы наживы, выгоды и наслаждений, но стремление к справедливости, к истине, к правде – есть существо русской идеи. В этом – подлинная свобода по-русски. Не свобода воровать, копить или торговать, но свобода в добре, свобода в Боге, свобода жить по-правде и истине. Русская идея – есть идея воплощения в жизни торжества православия.

«Красота – есть блеск Истины», – писал Елифас Леви. Красота свидетельствует об Истине. И чем выше, сокровеннее Истина, тем совершеннее, подлиннее, неотразимее красота.

«Если ты поэт, ты создаешь красоту.» А не «просто какие-то очень увлекательные синтаксические фокусы, испражнения какие-то, – прости за выражение…» – утверждал Джером Селинджер.

Русская классическая культура – сокровенна, истинна, поэтична. Этим она и трогает, и поражает, и очаровывает. И пленяет. В ней источник нашей силы, сущность нашего самосознания, нашего самоощущения. Красота справедливости, красота правды, содержательная, сокровенная красота истины – подлинная движущая сила русской цивилизации. Именно в этом привлекательность Русского проекта для всего мира.

Нетрудно заметить, в Европе вслед за каждой буржуазной революцией неотвратимо наступала эпоха деградации высокой национальной культуры. И чем раньше свершалась буржуазная революция, тем скорее и сильнее деградировала культура.

Константин Леонтьев предупреждал: «Византизм дал нам всю силу нашу в борьбе с Польшей, со шведами, с Францией и с Турцией. Под его знаменем, если мы будем ему верны, мы, конечно, будем в силах выдержать натиск и целой интернациональной Европы, если бы она, разрушивши у себя все благородное, осмелилась когда–нибудь и нам предписать гниль и смрад своих новых законов о мелком земном всеблаженстве, о земной радикальной всепошлости! …Изменяя, даже в тайных помыслах наших, этому византизму, мы погубим Россию. Ибо тайные помыслы, рано или поздно, могут найти себе случай для практического выражения.»

Мы погубим Россию, если не сохраним классическую русскую культуру. Тем более, что именно «византизм» составляет её основу и её существо.

На разрушение национальных культур всюду, где только возможно, тратятся огромные средства. В том числе и в России. Вольно или невольно на это работает огромное количество «деятелей искусств», критиков, журналистов, продюсеров, разного рода «ценителий и знатоков». Алгоритм отработан превосходно. Именно таким образом осуществлялось грандиозное перерождение целой христианской Европы в сегодняшнюю буржуазно-либерально-демократическую империю лавочников и ростовщиков.

Всё начинается «вполне невинно». С объявления права для каждого публично трактовать высочайшее духовное или культурное достояние человечества по его собственному усмотрению и разумению. Отныне «каждый имеет право открыто выражать своё мнение!» По любому поводу.

И вот уже всё, что угодно, можно исказить, принизить, опошлить и в заключение осмеять. Будь то Евангелие или “Евгений Онегин”. Это уже не составляет труда. Достаточно дать «свободу самовыражения» «креативному классу», всей этой толпе «смелых новаторов», «тонко, по-новому чувствующих художников», всегда жаждущих денег и славы, но не способных ни понять того, что написано в Евангелии, не создать своего «Евгения Онегина», – благо, таких «художников» всегда подавляющее большинство.

Казалось бы – «Евгений Онегин». Высочайшая поэзия. Совершенная красота. Удивительные по глубине, чистоте и содержанию. Ну как её можно принизить, опошлить, запятнать, извратить? А между тем на«Евгения Онегина» ведётся целое наступление.

Только два примера: Опера Петра Чайковского, поставленная Дмитирем Черняковыв в Большом театре в 2006 году и «Евгений Онегин» Римаса Туминаса в московском театре имени Вахтангова.

После премьеры оперы «Евгений Онегин» в постановке Дмитрия Чернякова Галина Вишневская, «лучшая исполнительница партии Татьяны,» отказалась от празднования своего юбилея в Большом театре.

Дмитрий Черняков – талантливый, расчётливый и очень успешный режиссёр. Как и многие ныне, избрал «актуальное» художественное мародёрство основой своего индивидуального творческого метода. Мародёрство в искусстве – сегодня норма, это единственное и подлинное содержание всякого постмодернизма.

Однажды, после концерта Константина Лившица в зале им. Чайковского один начинающий музыкант так объяснил мне причину несколько странной, авнгардной игры пианиста: «Если он будет играть Скарлатти так, как писал Скарлатти, его никогда не выпустят на эту сцену.» Сегодня чтобы получить право «художественного высказывания» необходимо предъявить нечто новое. Нечто своё. И если вы не Чайковский, не Скарлатти, не Гилельс – тем лучше. Тем легче и естественнее вы исполните приготовленную для вас роль.

Дмитрий Черняков не ставил перед собой цивилизационных задач. Никакой политики. «Ничего личного, только бизнес».

В опере Дмитрия Чернякова впервые в мире действие оперы (если кто не видел («не слушал» – рука не поднимается написать)) происходит во время одного, бесконечного, истеричного и сумрачного застолья. Татьяна – то ли наркоманка, то ли идиотка, её мама – хроническая алкоголичка, Ленский то ли спьяну, то ли от собственной никчёмности, от всеобщего ничтожества бытия сам стреляет в себя из охотничьего ружья.

При этом, надо отдать должное, действие на сцене удивительно кинемотаграфично и сделано, с точки зрения кино, совершенно профессионально, даже талантливо.

Но музыка Чайковского и текст Пушкина совершенно чужды тому, что происходит на сцене. Невозможно поверить, что перед вами живое исполнение оперы, что всё, что вы слышите, поют вот эти самые артисты, ибо то, что они делают, никак не вяжется с тем, что вы слышите, будто звучит не опера, а фонограмма к какому-то забытому ультра-авнгардному мрачному немому кино.

Скандал. Отказ Галины Вишневской от юбилея; о премьере говорят. Её обсуждают в прессе, по телевидению, на радио «Орфей»: Допустимо ли всё это ставить в Большом? Возможно ли делать это с Пушкиным и Чайковским? Главный аргумент «за»: на Западе с этой оперой делают ещё и не то. Дмитрий Черняков получает приглашение работать в Америке и Европе. Цель достигнута. Самым рациональным, самым экономным способом. (Так же действовали Алёхина, Толоконникова и Со. Но эти должны были опуститься значительно ниже.)

«Евгений Онегин» Римаса Туминаса идёт в Москве уже более года. В главной роли Сергей Маковецкий, билеты на спектакль в два раза дороже, чем в Парижскую оперу.

Начало затянутое, медленное, нестерпимо скучное. Превратить роман в стихах Пушкина в пьесу почти невозможно, там нет диалогов; если делать пьесу, надо заново писать текст, что во многом и делал Константин Шиловский, когда писал либретто к опере Петра Чайковского. Но опера не пьеса.

Римас Туминас решил обойтись исключительно текстом оригинала. Впрочем пара шуток и тексты на французском были всё же привнесены.

После первого акта – ощущение немощи и бессилия. Ощущение, что Римас Туминас низводит великую русскую классику до комикса, до забора, до физиологии исключительно в силу собственного эмоционального и творческого бессилия, и только. Но это ощущение оказалось обманчивым.

Будни Татьяны: все в валенках, валенки летят на сцену из-за кулис. Французский язык. «Смесь французского с нижегородским». Надо отдать должное – без водки. Без ушанок. На сцене то ли куплеты, то ли частушки. Номер с клеткой: некто, поющий куплет, держит в руках клетку с механической птичкой – упала птичка в клетке – хохот в зале. Тоненькая девушка поет карикатурным басом – снова хохот. Таков уровень представления. Такова публика. Татьяна с плюшевым медвежёнком в руках (мечта об Онегине) поёт дуэтом с кем-то из местных, вдруг оба по-хулигански взвизгивают – аплодисменты в зале…

Но постепенно действие из убогого мрачноватого балагана превращается в какую-то истеричную чёрную мессу.

Бал у Лариных. Ольга зубами (эротично) стаскивает белую перчатку с руки Онегина. Ленский, потрясенный, падает, как клоун в цирке, на задницу на пол. Затем встаёт, убегает со сцены. Онегин гордо уходит. Ольга остаётся одна. Потрясённая, с изумлением прислушиваясь к себе, с усилием вырывает перчатку Онегина из своего рта.

Дуэль. По пояс голый Ленский в белой перчатке на правой руке и с пистолетом в левой. Онегин с белой перчаткой на левой руке и с пистолетом в правой. Подходит к Ленскому и в упор стреляет тому в живот, втыкая дуло пистолета в рану и там с усилием проворачивая его. Сцена заканчивается метелью и танцами, переходящими в грустную, безнадежно-горемычную, угрюмую русскую пляску.

И вот уже с Ольги насильно стаскивают баян, подаренный Ленским – символ возвышенного влияния Ленского. Сняли. Пустота. – Отныне только серый прозаический быт с чёрным молчаливым уланом.

Татьяна в доме Онегина. Вентилятор шелестит страницами его книг. Татьяна раскладывает их на полу одну за другой. Жалостливая, очень громкая музыка создает настроение сцены.

Отъезд Татьяны в Москву. К валенкам прибавляются шали, банки с соленьями и вареньем. На сцене огромная, мрачная, тюремная карета без задней стенки. Банки, шали, валенки и Татьяна с деревенскими девками – всё загружается в карету.

Волокут наконец недостающую стенку и заколачивают карету, как гроб. Остервенелые кучера яростно лупят кнутами по полу. Поехали.

«Теперь у нас дороги плохи…» – наконец! – всеобщее оживление, хихикание, аплодисменты. Знаменитый текст зачитывают полностью, торжественно, как приговор.

И вот, Москва. Преображение деревенских девушек и Татьяны. Француз в балетном костюме и русский в костюме конторщика ритуально отрезают девушкам косы. Так Пётр I рубил бороды боярам.

Преображённые девушки в белых платьях. Их встречают блестящие кавалеры во фраках. Девушки на качелях воспаряют в высоту сцены и засыпают… Внизу Татьяна в белом платье с большой банкой варенья. Одной рукой она прижимает банку к груди, в другой – ложка. Татьяна робко украдкой ест варенье. Садится на стул в углу сцены, чтобы было удобнее есть. В глубине сцены появляется важный старичок в штатском. Он замечает Татьяну. Несмело подходит к ней сзади. Татьяна предлагает ему варенье. Он ест. Татьяна выходит замуж.

Финальная сцена. Татьяна прогоняет Онегина. Но не из-за внутреннего благородства, честности или душевной чистоты, не из чувства долга и чести, – из мстительного каприза, из упрямства и злости, от обиды, тоски и безысходной неудовлетворённости жизнью.

Внезапно, под мрачный, зловещий бой барабана Татьяна появляется вновь. Она кружится по сцене с чучелом огромного медведя на колёсиках, как в танце. Адски грохочет музыка – вальс… Занавес.

Вот так Татьяна, «русская душою», остаётся без мужика. С пустым чучелом медведя, как символом России – пустой, холодной и злобной. Вечно варварской и дикой. Мрачной и безысходной, как её бесконечные ледяные пространства. Ибо русский мужик – дрянь. Варвар. Быдло. И в косоворотке, и во фраке. Вот она, – ваша русская цивилизация!

Отзыв Аллы Борисовны (Пугачёвой): «Я в восхищении. Я уже сказала, что это такая рискованная изысканность, что если найдутся люди, которые это не понимают, значит надо за это выпить, потому что не каждый это может понять, но таких меньшинство.» Алла Борисовна может смело выпить ещё раз.

Как это сочетается с действительностью? Не станем вспоминать Александра Пушкина. Константина Леонтьева или Фёдора Тютчева. Не будем говорить о русской аристократии. Достаточно посмотреть на карту мира или Открытие сочинской олимпиады.

Семён Антонов, впоследствии преподобный Старец Силуан, родился в деревне в Тамбовской губернии в крестьянской семье в 1866г. Архимандрит Софроний в книге «Старец Силуан Афонский» приводит его воспоминания: «У них была большая семья: отец, мать, пять братьев-сыновей и две дочери. Жили они вместе и дружно. Взрослые братья работали с отцом. Однажды, во время жатвы, Семену пришлось готовить в поле обед, была пятница, забыв об этом, он наварил свинины, и все ели. Прошло полгода с того дня, уже зимою, в какой-то праздник, отец говорит Семену с мягкой улыбкой: Сынок, помнишь, как ты в поле накормил меня свининой? А ведь была пятница; ты знаешь, я ел ее тогда как стерву. — Что же ты мне не сказал тогда? — Я, сынок, не хотел тебя смутить. Рассказывая подобные случаи, Старец добавлял: «Вот такого старца я хотел бы иметь: он никогда не раздражался, всегда был ровный и кроткий. Подумайте, полгода терпел, ждал удобной минуты, чтобы и поправить меня и не смутить».

Вот – подлинная сила, подлинная красота. Вот – подлинная духовность, подлинная культура. Вот в чём заключается сущность русской цивилизации. Вот где истоки и основание великой классической русской литературы, всей русской классической культуры ХIX века. Не во Франции. Не в Англии или Германии. А в русской деревне. В православии. В византизме. В православном русском народе.

События на Украине отчётливо проявили удивительную вещь: русский мир разделён не по национальному признаку, не по географическим или административным границам, – русский мир расколот на две противоборствующие цивилизации. На русскую православную цивилизацию, наследующую Византии, и западную цивилизацию выгоды и рационализма, цивилизацию ссудного процента. «L’Oreal, ты этого достойна!» Или по выражению Андрея Белого – «цивилизацию зубной щётки».

В Москве, в Новосибирске или в Киеве на одной и той же улице могут жить и вместе работать врачи, инженеры, учителя, русские по крови, но принадлежащие к двум различным, противоположным цивилизациям, находящихся в непрестанной борьбе. Отсюда все эти господа Акунины и госпожи Альбац.  Туминасы и Черняковы. Гонтмахеры и Ходорковские. Герцены и Ленины. Не говоря уже о Свердловых, Зиновьевых и Троцких.

«Европа нас сводит с ума; но Европа почти вся и во всём своём составе оязычилась. – Не лучше ли оставить её себе самой. Истинный свет пришёл к нам из Византии. И мы не маленькие, – не вчера вышли на свет. Скоро уже тысяча лет, как веруем в Господа и содержим Его святой закон. И в этом пусть другие у нас учатся, как и следует: ибо истина у нас». Святитель Феофан Затворник.

Культура – нечто исключительно человеческое, не свойственное остальной природе как таковой; вне культуры человек не может развиваться, не может стать и быть человеком. Культура – крепость, которая защищает человеческую индивидуальность от растворения в природной среде,  в едином потоке жизни. Мы должны возвратить себе русскую культуру. Как Крым.

Цивилизация выгоды и наслаждений, цивилизация насилия и лжи – лишена жизни. Без любви, без истины, без красоты искусство превращается в примитивный суррогат этой низменной нелепой материальной цивилизации; культура угасает. Человечество упрощается: Единственная иерархия – иерархия выгоды. Единственная религия – религия денег. Единственное искусство – искусство зарабатывать деньги.

Если нет дерзновения, нет веры, нет устремления к истине, к сокровенному, не может быть красоты. Тогда творческая немощь и трусость прикрываются эпатажем, безверие – наглостью, дерзновение постижения подменяется дерзостью порока, красота истины – ничтожеством пошлости и безобразием непотребства. Вместо дерзновения пламенеющего духа – голый расчет.

«Когда простейшие формы мышления и чувствований удовлетворяют человека, он не только не может стремиться к более высоким, но даже не подозревает об их существовании.» Владимир Шмаков.

Но там, где процветает опера, процветает всё! – так можно перефразировать древнекитайское поучение императорам о необходимости охранять чистоту музыкальной гармонии в империи, как непременном условии процветания государства. Ибо всякое разложение государства начинается с искажения красоты, с разложения традиционных ценностей нации. Разложение этического приводит к разложению эстетического. Но и разложение эстетического неизбежно ведёт к разложению этического. После чего разлагается всё.

Что мы должны сделать, чтобы Русский проект состоялся, чтобы «русская пружина» наконец распрямилась?

Прежде всего, разумеется, необходимо ограничить власть и влияние олигархии. Экономическая власть в России должна быть абсолютно подчинена политической. Ибо любая, даже самая патриотическая олигархия, интернациональна по своей сути; выгода не имеет национальности.

Важно закрепить наметившийся переход от «корпорации Россия» к «цивилизации Россия», к России, как русской цивилизации, построить новую «систему экономических отношений между людьми» на иных, русских, цивилизационных ценностях и принципах. На основе своей, русской культуры. Одними только банками, нефте-газовыми корпорациями и спортом уже не обойтись. Чтобы вновь стать цивилизацией мы должны  хранить и развивать русскую культуру. Русскую классическую культуру прежде всего, – во всём её величии, чистоте и сокровенной красоте.