«Голос Всевышнего повелевает нам твёрдо стать во главе неограниченной власти. Веруя в Божественное провидение и в Его высшую мудрость, а также в справедливость и силу самодержавия, которое мы призваны утверждать, мы будем спокойно управлять судьбами нашей империи. Впредь ими будут ведать Бог и мы». Манифест Александра III.
«Сколь многое считают невозможным, пока оно не осуществится». Плиний
“Взгляды народов различны: одни преклоняются перед самыми гнусными животными и делают из них своих богов; над другими властвуют иные, не менее смешные, предрассудки. Но существует ли на земле народ, который не уважал бы доброты, кротости, чувства благодарности? Существует ли народ, который не презирал бы, не питал бы отвращения к высокомерию, злобе, жестокости, неблагодарности? Природа, желавшая связать людей между собою общением и взаимными отношениями, начала с того, что создала их справедливыми.»
«Подобно тому, как нет ничего прекраснее познания истины, так инет ничего постыднее одобрения лжи и постановления её на место первой». Марк Туллий Цицерон.
«Вместе с роскошью и богатством в государстве появляются скупость, высокомерие и ненасытная жадность.» М. Т. Цицернон.
Тит Ливий писал в своём кратком предисловии к «Истории Рима от основания города»:
«Древности простительно, мешая человеческое с божественным, возвеличивать начала городов; а если какому-нибудь народу позволительно освящать своё происхождение и возводить его к богам, то военная слава народа римского такова, что назови он самого Марса своим предком и отцом своего родоначальника, племена людские и это снесут с тем же покорством, с каким сносят власть Рима.
Мне бы хотелось, чтобы каждый читатель в меру своих сил задумался над тем, какова была жизнь, каковы нравы, каким людям и какому образу действий – дома ли, на войне ли – обязана держава своим зарожденьем и ростом, пусть он последует мыслью за тем, как в нравах появился сперва разлад, как потом они зашатались и, наконец, стали падать неудержимо, пока не дошло до нынешних времён, когда мы ни пороков наших, ни лекарства от них переносить не в силах. В том и состоит главная польза и лучший плод знакомства с событиями минувшего, что видишь всякого рода поучительные примеры в обрамлении величественного целого; здесь и для себя и для государства ты найдёшь, чему подражать, здесь же – чего избегать: бесславные начала, бесславные концы.
Впрочем, либо пристрастность к взятому на себя делу вводит меня в заблуждение, либо и впрямь не было никогда государства более великого, более благочестивого, более богатого добрыми примерами, куда алчность и роскошь проникли бы так поздно, где так долго и так высоко чтили бы бедность и бережливость. Да, чем меньше было имущество, тем меньшею была жадность; лишь недавно богатство привело за собою корыстолюбие, а избыток удовольствий – готовность погубить всё ради роскоши и телесных утех.»
«Рим приближается к катастрофе, ибо певцы уже не воспитывают, но только развлекают». II век нашей эры.
«Жить стоит только ради того, за что можно умереть.» Иван Ильин.
«Когда смерть вопрошает душу, то душа отвечает верою.» Иван Ильин. «Путь духовного обновления».
Джером Д. Селинджер: «Это не твой мир. Это Божий мир. И за Ним последнее слово…»
«Если добро имеет причину, оно уже не добро; если оно имеет последствие – награду, оно тоже не добро. Стало быть, добро вне цепи причин и следствий.» Л.Н. Толстой. Анна Каренина
“Степан Аркадьич не избирал ни направления, ни взглядов, а эти направления и взгляды сами приходили к нему, точно так же, как он не выбирал формы шляпы или сюртука, а брал те, которые носят. А иметь взгляды ему, жившему в известном обществе, при потребности некоторой деятельности мысли, развивающейся обыкновенно в лета зрелости, было так же необходимо, как иметь шляпу. Если и была причина, почему он предпочитал либеральное направление консервативному, какого держались тоже многие из его круга, то это произошло не оттого, чтоб он находил либеральное направление более разумным, но потому, что оно подходило ближе к его образу жизни. Либеральная партия говорила, что в России все дурно, и действительно, у Степана Аркадьича долгов было много, а денег решительно недоставало. Либеральная партия говорила, что брак есть отжившее учреждение и что необходимо перестроить его, и действительно, семейная жизнь доставляла мало удовольствия Степану Аркадьичу и принуждала его лгать и притворяться, что было так противно его натуре. Либеральная партия говорила, или, лучше, подразумевала, что религия есть только узда для варварской части населения, и действительно, Степан Аркадьич не мог вынести без боли в ногах даже короткого молебна и не мог понять, к чему все эти страшные и высокопарные слова о том свете, когда и на этом жить было бы очень весело., Вместе с этим Степану Аркадьичу, любившему веселую шутку, было приятно иногда озадачить смирного человека тем, что если уже гордиться породой, то не следует останавливаться на Рюрике и отрекаться от первого родоначальника – обезьяны. Итак, либеральное направление сделалось привычкой Степана Аркадьича, и он любил свою газету, как сигару после обеда, за легкий туман, который она производила в его голове.” Л.Н. Толстой. Анна Каренина
“Ну, разумеется, – подхватил Степан Аркадьич. – Но в этом-то и цель образования: изо всего сделать наслаждение.” Л.Н. Толстой. Анна Каренина
“В его петербургском мире все люди разделялись на два совершенно противоположные сорта. Один низший сорт: пошлые, глупые и, главное, смешные люди, которые веруют в то, что одному мужу надо жить с одною женой, с которою он обвенчан, что девушке надо быть невинною, женщине стыдливою, мужчине мужественным, воздержанным и твердым, что надо воспитывать детей, зарабатывать свой хлеб, платить долги, – и разные тому подобные глупости. Это был сорт людей старомодных и смешных. Но был другой сорт людей, настоящих, к которому они все принадлежали, в котором надо быть, главное, элегантным, красивым, великодушным, смелым, веселым, отдаваться всякой страсти не краснея и над всем остальным смеяться.” Л.Н. Толстой. Анна Каренина
«Идея равенства – есть апофеоз пошлости», Владимир Шмаков.
«Справедливость – есть искусство неравенства», Георгий Сковорода.
Керенский прожил долгую жизнь — 89 лет. Он родился в один день со своим «приемником» Лениным, в одном с ним городе — Симбирске, но позже его на одиннадцать лет и скончался в Лондоне 11-го июня 1970 года, пережив вождя большевизма почти на полвека. Говорят, в конце жизни он спросил однажды одного своего собеседника: «Знаете, кого бы я расстрелял, если бы мог вернуться назад, в 1917-й? – и сам ответил – Себя, Керенского…»
«История контр-инициации в общих чертах такова: в ходе циклического развития старые традиционные формы неизбежно сменяются новыми, применяющими принципы Единой Истины к новым условиям человеческой и космической среды. В том случае, когда новые традиционные формы являются ортодоксальными, то есть правомочными с точки зрения Примордиальной Традиции, сущностная сторона предшествующих форм интегрируется в новые, вбирается в них, сохраняется внутри новой оболочки. Но иногда определенные внешние аспекты этих предшествующих форм продолжают существовать в остаточном состоянии и сами по себе, отрываясь от своих высших принципов и не интегрируясь в новые формы. Такие “останки” становятся средой, в которой зреют зародыши контр-инициации.» А. Дугин. «Пророк золотого века».
«Слово правда в русском языке воедино объединяет (соединяет) в себе три понятия: истины, бытия и блага. Справедливость – то, что соответствует правде. Это глубоко нравственное понятие». А. Дугин
«Материалисты и сумасшедшие не знают сомнений.» Гилберт Кийт Честертон, «Ортодоксия».
«Например, когда материализм приводит к фатализму (как обычно бывает), смешно делать вид, что это освобождающая сила. К чему говорить о свободе, когда вы попросту используете свободу мысли, чтобы убить свободу воли?» Гилберт Кийт Честертон, «Ортодоксия».
«Человек задуман сомневающимся в себе, но не в истине — это извращение. Ныне человек утверждает то, что он утверждать не должен, — себя, и сомневается в том, в чем не смеет сомневаться, — в разуме, данном ему Богом. Гексли проповедовал смирение достаточное, чтобы учиться у природы. Новый скептик столь смиренен, что сомневается, может ли он учиться.» Гилберт Кийт Честертон, «Ортодоксия».
«На любом углу можно встретить человека, безумно и кощунственно утверждающего, что он, может быть, не прав. Каждый день встречаешь человека, который допускает, что его взгляды неверны. Но его взгляды должны быть верны, или это не его взгляды. Мы, того и гляди, породим людей столь скромного ума, что они не поверят в арифметику. Мы рискуем увидеть мыслителей, сомневающихся во всемирном тяготении — не приснилось ли им оно. Бывали насмешники слишком гордые, чтобы дать себя убедить, но эти слишком скромны, чтобы убедиться. Кроткие наследуют землю , но современные скептики слишком скромны, чтобы притязать на наследство.” Гилберт Кийт Честертон, «Ортодоксия».
«…можно, в общем, сказать, что безумие — логика без корней, логика в пустоте. Тот, кто начинает думать без должных первопринципов, сходит с ума, и тот, кто начинает думать не с того конца, — тоже.» Гилберт Кийт Честертон, «Ортодоксия».
«Вы верите, что возможен возврат в небытие»? Х. Л. Борхес
«Сущность вечна Во временном, чья форма скоротечна.» Х. Борхес.
“По другую сторону происходит разделение духовенства и учёности. И то и другое обращено не на фактическое, но на истинное, оба относятся к стороне жизни, являющейся табу, и к пространству. Страх смерти – источник не только всякой религии, но и всей философии и естествознания.
Однако священной каузальности оказывается теперь противопоставлена каузальность профанная. Профанное – вот новое противоположное понятие к религиозному, терпевшему учёность лишь в качестве служанки.
… Учёность всех культур реализуется всецело в формах предшествующего ей духовенства, доказывая тем самым, что она возникла лишь из духа противоречия, сохраняя зависимость от прообраза во всех частных и общих моментах.
Во всех специальных научных дисциплинах, включая также и медицину с катедерфилософией, существует развитая иерархия со своими, (школьными), папами, степенями и достоинствами (докторская степень, как священническое посвящение), таинствами и соборами Здесь строго оберегается понятие «мирянина», а право всеобщего священства верующих в форме популярной науки, такой, как дарвинизм, – с величайшей страстностью оспаривают.
Изначально гелертерским языком была латынь; теперь повсюду оформились языки частных специальностей, как, например те, что бытуют в области радиоактивности или обязательственного права, понятные лишь тому, кто дошёл до высших степеней посвящения. Существуют основатели сект, какими явились многие ученики Канта и Гегеля, миссионерство среди неверующих, как миссионерская работа монистов, еретики, такие, как Шопенгауэр и Ницше, и великое отлучение, а в качестве Индекса – заговор молчания.
Существуют здесь вечные истины, такие, как подразделение объектов права на лица и вещи, и догматы, например, относительно энергии и массы или теории наследственности, есть ритуал цитирования правоверных писаний и своего рода научное причисление к лику блаженных.” Освальд Шпенглер. “Закат Европы”.
«Аллергическое детище западной цивилизации – происшедшее после Вестфальского мира отделение религии от международной политики – доживает свои дни, и религия, как полагает Эдвард Мортимер, “похоже, во все большей степени станет вмешиваться в международные отношения” [15]. Межцивилизационное столкновение культур и религий вытесняет рожденное Западом внутрицивилизационное столкновение политических идей…»
В Китае к концу правления династии Цин был сформулирован девиз: “Китаец учится ради постижения фундаментальных принципов, человек Запада – ради практической пользы”. Хантингтон. «Столкновение цивилизаций».
Итак, техника не простое средство. Техника – вид раскрытия потаенности. Если мы будем это иметь в виду, то в существе техники нам откроется совсем другая область. Это область выведения из потаенности, осуществления истины. – М. Хайдеггер. “Вопрос о технике.”
‘Россия не находится в Европе, не находится она и в Азии. Россия находится в России’, – как некогда с поразительной точностью отметил французский писатель Андре Мальро (Andre Malraux). – Хайме Ариас/ Jaime Arias, 01 марта 2004 (“La Vanguardia”, Испания)
Отто Эдуард Леопольд князь фон Бисмарк унд Шёнхаузен сказал: “На любую хитрость Россия ответит непредсказуемой глупостью”. Правда, он же предупредил: “Глупость — дар божий, но дарами божьими нельзя злоупотреблять”.
Русское государство имеет то преимущество перед всеми остальными, что оно управляется самим Богом. Иначе невозможно объяснить, как оно существует. – Фельдмаршал Миних, 1765
“Я не могу предсказать вам действия России. Это загадка, покрытая пеленой тайны, окутанной мраком неизвестности”. Уинстон Черчилль
“Не надейтесь, что единожды воспользовавшись слабостью России, вы будете получать дивиденды вечно. Русские всегда приходят за своими деньгами. И когда они придут — не надейтесь на подписанные вами иезуитские соглашения, якобы вас опрадывающие. Они не стоят той бумаги, на которой написаны. Поэтому с русскими стоит или играть честно, или вообще не играть.” (с) О.ф.Бисмарк.
«Патриотизм появляется от любви к прошлому нации, а национализм возникает из надежды на будущее особое величие нации:» – один из отцов неоконсервативной традиции в США Ирвинг Кристол (Irving Kristol)
«Америка – единственная страна, перешагнувшая от варварства к упадку, минуя цивилизованность». Оскар Уайльд
«В конце концов, наша позиция по ряду исторических личностей и событий нами же транслирована на Запад, и нам же возвращается. Когда нас обвиняют в том, что Россия, Российская Империя или Советский Союз – это кровожадная страна, готовая растерзать весь мир, – это плоды того, что мы сами говорим Западу. Я приведу пример. Иван Грозный казнил за время своего царствования 4,5 тыс. человек. Царствовавшая в то же время в Великобритании королева Елизавета казнила 89 тыс. человек. И в то же самое время французский король Карл IX уничтожил 30 тыс. человек в одну только Варфоломеевскую ночь. Но ни от англичан, ни от французов никогда не услышишь упреков в адрес королевы Елизаветы или Карла IX. Или возьмем Наполеона, который завоевал всю Европу, уничтожил сотни тысяч людей, лишил страны суверенитета, просто присоединив их, и в итоге сам остался ни с чем, оставил после себя разоренную и побежденную Францию – и тем не менее он по сей день кумир. А мы не можем освободиться от того, что Сталин был деспотом и пролил море крови – Сталин, который выиграл великую войну и оставил после себя государство, вооруженное ядерными бомбами, сверхдержаву. Тем не менее в сознании отдельных русских патриотов Сталин стоит неизмеримо ниже, чем Наполеон». Александр Чачия, Интервью с председателем грузинского народного движения «Самегрело» и руководителем Центра исследований проблем глобализации.
«Слово «либерал»… у нас означает бессовестного хорька, который надеется, что ему дадут немного денег, если он будет делать круглые глаза и повторять, что двадцать лопающихся от жира паразитов должны и дальше держать всю Россию за яйца из-за того, что в начале так называемой приватизации они торговали цветами в нужном месте… А трагедия русского либерализма в том, что денег хорьку все равно не дадут». Виктор Пелевин
Древние говорили, что мужчина может размышлять о бесконечности, а женщина придавать ей смысл. Умберто Эко/ Umberto Eco, 05 марта 2004 El Mundo
«Любимая женщина для мужчины – это часть его тела, а если повезёт, и часть его души. Женщину обижает, что мужчина относится к ней как к собственности. Но мужчина либо не любит, либо не отличает женщину от себя».
«Научиться чувствовать к себе любовь мужчины – задача женщины. Задача мужчины – научиться любить, то есть принять женщину как часть себя».
«Задача женского пола – научиться чувствовать себя частью мужа. Когда женщины решат эту задачу, они спасут человечество от смерти». Марина Комисарова.
«Искусство есть водворенье в душу стройности и порядка, а не смущенья и расстройства. …Литература вовсе не есть следствие ума, а следствие чувства, — таким самым образом, как и музыка, как и живопись.» Н. В. Гоголь.
«В совершенстве даже изьяны могут быть прекрасны». Васильев. Балетмейстер. Автора этого изречения он не помнит.
Андрей Михалков – Кончаловский: «Всё можно. Но за всё надо платить».
«Ад это истина, понятая слишком поздно.» Агата Кристи
«Приверженец и поклонник Белинского в глазах моих человек отпетый, и просто сказать — дурак». Князь Вяземский.
“Густой толпой заседают в народных собраниях, либо в судах, или в театрах, в военных лагерях, наконец, на каких-нибудь общих сходках и с превеликим шумом частью отвергают, частью одобряют чьи-либо выступления или действия, переходя меру и в том и в другом. Демократ – разбогатевший кузнец, лысый и приземистый, который недавно вышел из тюрьмы, помылся в бане, приобрёл себе новый плащ и собирается жениться на дочери своего господина, воспользовавшись его бедностью и беспомощностью. В демократическом государстве благом почитается свобода, там только и слышишь, как свобода прекрасна и что лишь в таком государстве стоит жить тому, кто свободен по своей природе. Эта жажда свободы, свободы в неразбавленном виде приводит к тому, что там тех, кто послушен властям, смешивают с грязью как добровольных рабов, отец боится своих детей, учитель – школьников, старшие – младших, мужчины – женщин, люди – животных. В таком государстве лошади и ослы привыкли… выступать важно и с полной свободой, напирая на встречных, если те не уступают им дороги. Типичный человек демократического государства нагл, разнуздан, распутен и бесстыден, однако наглость там называется просвещённостью, разнузданность – свободою, распутство – великолепием, бесстыдство – мужеством. Демократическое государство легко вырождается в тираническое, ибо чрезмерная свобода и для одного человека, и для государства обращается не во что иное, как чрезмерное рабство.” Платон
Наши отцы-основатели не страдали от таких инфантильных расстройств. Джон Уинтроп (John Winthrop), чей “город на холме” воодушевлял Рональда Рейгана, заявлял, что в цивилизованных странах “демократия … считается самой неприглядной и плохой из всех форм государственного правления”.
“Помните, демократия никогда не длится долго, – говорил Адамс, – она быстро опустошает, изнуряет и уничтожает себя. Не было еще ни одной демократии, которая не совершила бы самоубийство”.
Ему вторил Джефферсон: “Демократия это ничто иное, как власть толпы, когда 51 процент людей может отобрать права у остальных 49 процентов”. С Джефферсоном соглашался Мэдисон: “Демократия это самая отвратительная форма правления”.
“Помните, демократия никогда не длится долго, она быстро опустошает, изнуряет и уничтожает себя. Не было еще ни одной демократии, которая не совершила бы самоубийство”. Джон Адамс, преемник Дж.Вашингтона
(Противозачаточные) пилюли и презервативы стали серпом и молотом культурной революции. Патрик Дж. Бьюкенен, «Смерть запада».
«Для феминизма не существует разницы между проституцией, браком и сексуальными домогательствами.» Кетрин Маккиннон, юрист. 1991г. «Уолл-стрит Джорнел».
«Я не могу спариваться в неволе.» Глория Стайнем. «Ньюсуик» 1984г.
«Всяческое человеческое сообщество, – пишет антрополог Дж. Д. Анвин, – вольно выбирать: либо обратить энергию на творчество и труд, либо наслаждаться сексуальной свободой. История свидетельствует, что заниматься тем и другим вместе удаётся не дольше, чем на протяжении жизни одного поколения».
«Великие цивилизации и животные стандарты поведения сосуществуют лишь краткий период времени». Дженкин Ллойд Джонс.
«Герберт Маркузе дал ответ на вопрос Хоркхамаймера , кто сыграет роль пролетариата в грядущей культурной революции. По мнению Маркузе, кандидатов несколько: радикальные молодёжные группировки, феминистки, чёрные, гомосексуалисты, маргиналы, революционеры из стран третьего мира и прочие «жертвы» Запада. Таков новый пролетариат, которому предстоит свергнуть западную культуру. Помнится, уже Грамши включал маргинальные группы населения в число потенциальных участников революции: «имеются в виду не только угнетённые экономически, но также женщины, этнические меньшинства и многие преступники». Патрик Дж. Бьюкенен, «Смерть запада».
Как напоминает Роберт Нисбет, скука – «одно из наиболее влиятельных состояний», определяющих и формирующих поведение человека. Способов лечения скуки великое множество, среди них особенно выделяются секс, наркотики – и революции.
“Тем не менее западные женщины прерывают беременность так часто, что это всё больше напоминает геноцид народов европейского происхождения.” Патрик Дж. Бьюкенен, «Смерть запада».
«Цивилизованное общество – то, в котором ласкают детей», – заметила Джоан Ганц Куни. Почему сегодня детям достаётся всё меньше ласки?
«Мамонизм стал религией англосаксонского мира, а о боге мы просто-напросто позабыли. Мы утратили веру в благородное, прекрасное и справедливое» Орестес Бронсон.
Ибо, как пишет Патрик Бьюкенен, первая заповедь нового евангелия от либералов гласит: «Все образы жизни равноправны». Ибо: «Бога нет, во вселенной не найти абсолютных ценностей, вера в сверхестественное (истинное и святое) есть предрассудок. Жизнь начинается здесь, и здесь же заканчивается; её цель – наслаждение,..»
Дайте мне право выпускать и контролировать деньги страны, и мне будет совершенно все равно, кто издает законы! — эта фраза была произнесена еще в начале XIX века Майером Амшелем Ротшильдом.
«Разоружая народ, власть таким образом оскорбляет его недоверием, и это говорит о трусости и подозрительности правительства.» Маккиавелли
В. Ф. Кормер: “Проблема интеллигенции — ключевая в русской истории.”
«Здесь пора (или можно) усомниться в самом факте существования интеллигенции сегодня. В самом деле, ведь это вовсе не есть нечто, само самой разумеющееся. Ведь нетрудно показать, что мы во многом узурпировали понятие «интеллигенции», распространив его на не подлежащие ему области. У нас говорят: «советская интеллигенция», «техническая интеллигенция», «творческая интеллигенция», в одной книге даже — «византийская интеллигенция». Это наименование присваивается ныне всему без разбора образованному слою, всем, кто занимается умственным, не ручным трудом. А это неверно, у нас исказился первоначальный смысл слова. Исходное понятие было весьма тонким, обозначая единственное в своем роде историческое событие: появление в определенной точке пространства, в определенный момент времени совершенно уникальной категории лиц, помимо указанных выше качеств, буквально одержимых еще некоей нравственной рефлексией, ориентированной на преодоление глубочайшего внутреннего разлада, возникшего меж ними и их собственной нацией, меж ними и их же собственным государством. В этом смысле интеллигенции не существовало нигде, ни в одной другой стране, никогда. Всюду были (и есть) просвещенные или полупросвещенные критики государственной политики; были (и есть) открытые, и даже опасные, оппозиционеры; были (и есть) политические изгнанники и заговорщики; были (и есть) деклассированные элементы, люди богемы, бросавшие дерзкий вызов обществу, с его предрассудками и нормами. Всюду были (и есть), наконец, просто образованные люди, учителя, врачи, инженеры или работники искусства.
Но никогда никто из них не был до такой степени, как русский интеллигент, отчужден от своей страны, своего государства, никто, как он, не чувствовал себя настолько чужым — не другому человеку, не обществу, не Богу, — но своей земле, своему народу, своей государственной власти.
Именно переживанием этого характернейшего ощущения и были заполнены ум и сердце образованного русского человека второй половины XIX — начала XX века, именно это сознание коллективной отчужденности и делало его интеллигентом. И так как нигде и никогда в Истории это страдание никакому другому социальному слою не было дано, то именно поэтому нигде, кроме как в России, не было интеллигенции.» Владимир Фёдорович Кормер. “Двойное сознание интеллигенции и псевдокультура.” ВРХД. Париж. 1970г.
«Итак, на всем бытии интеллигенции лежит отпечаток всепроникающей раздвоенности. Интеллигенция не принимает Советской Власти, отталкивается от нее, порою ненавидит, и, с другой стороны, меж ними симбиоз, она питает ее, холит и пестует; интеллигенция ждет крушения Советской Власти, надеется, что это крушение все-таки рано или поздно случится, и, с другой стороны, сотрудничает тем временем с ней; интеллигенция страдает, оттого что вынуждена жить при Советской Власти, и вместе с тем, с другой стороны, стремится к благополучию. Происходит совмещение несовместимого. Его мало назвать конформизмом, конформизм — это вполне законное примирение интересов путем обоюдных уступок, принятое в человеческом обществе повсеместно. Недостаточно также обличать поведение интеллигенции как приспособленчество. Это было бы односторонней трактовкой. Приспособленчество — это уже производная от более глубоких процессов. Если это и лакейство, то лакейство не заурядное, а лакейство с вывертом, со страданием, с «достоевщинкой». Здесь сразу и ужас падения и наслаждение им; никакой конформизм, никакая адаптация не знают таких изощренных мучений. Бытие интеллигенции болезненно для нее самой, иррационально, шизоидно. С точки зрения теоретической, вся эта группа явлений может быть приведена к единству посредством включения в обиход нового концепта, формулируемого как принцип двойного сознания. (Понятие «принцип двойного сознания» взято нами из фантастического романа Дж. Орвелла «1984», где содержание принципа раскрывается, например, на трех лозунгах победившей партии: «Мир — это война», «Свобода — это рабство», «Любовь — это ненависть». На этом же строится и сюжет романа: люди и знают и не знают правду.) Двойное сознание — это такое состояние разума, для которого принципом стал двойственный взаимопротиворечивый, сочетающий взаимоисключающие начала этос, принципом стала опровергающая самое себя система оценок текущих событий, истории, социума. Здесь мы имеем дело с дуализмом, но редкого типа. Здесь не дуализм субъекта и объекта, не дуализм двух противоположных друг другу начал в объекте, в природе, в мире — добра и зла, духа и материи, но дуализм самого познающего субъекта, раздвоен сам субъект, его этос. Поэтому употребленное ранее выражение «шизоидность» не годится: оно несет слишком большую эмоциональную нагрузку, слишком предполагает патологию. Между тем, интеллигентская раздвоенность, хотя и доставляет неисчислимые страдания и ощутимо разрушает личность, все же, как правило, оставляет субъекта в пределах нормы, не считается клинической, что объясняется, безусловно, прежде всего тем, что двойное сознание характеризует целый социальный слой, является достоянием большой группы, а не есть исключительно индивидуальное сознание. Поэтому, оставаясь непреодоленным в разуме, разлад, тем не менее, преодолевается экзистенциально, в особого рода скептическом или циническом поведении, путем последовательного переключения сознания из одного плана в другой и сверх-интенсивного вытеснения нежелательных воспоминаний. Психика, таким образом, делается чрезвычайно мобильной; субъект непрерывно переходит из одного измерения в другое, и двойное сознание становится гносеологической нормой.» В. Ф. Кормер. “Двойное сознание интеллигенции и псевдокультура.”
«Большевизм — это несомненно эманация русской интеллигенции… это в историческом аспекте не требует доказательств и признается всеми, в том числе и самими большевиками.» В. Ф. Кормер. “Двойное сознание интеллигенции и псевдокультура.”
«Породив большевизм, напитав его собою, интеллигенция, едва только он из эфирной эманации, из призрака субстантивировался, стал реальностью, сделался властью, тотчас же захотела оттолкнуться от него, тотчас же ощутила его себе внеположным, тотчас же поняла, что этим она не решила своих проблем и должна снова терзаться своей чуждостью принявшей как будто этот большевизм земле. Иссушающая рефлексия на темы власти осталась неотъемлемым элементом интеллигентского сознания. Ему по-прежнему оказалось почему-то естественным мыслить в терминах «мы» и «они» — мы и власть, мы и народ, мы и Россия. По-прежнему понятия «крушения», «распада», «заварухи» определяют собою топику интеллигентского мышления. По-прежнему магической силой обладают для него слова «скоро начнется», «началось». По-прежнему интеллигент живет «социальной модой», по-прежнему не мыслит себя отдельно от всех, по-прежнему грезит массовыми движениями, оперирует языком «революционных ситуаций». По-прежнему, как личность — он ничто.» В. Ф. Кормер. “Двойное сознание интеллигенции и псевдокультура.”
«Коммунизм был ее собственным детищем. Идеи, с которыми она пришла к нему, как были, так и остались ее идеями, они отнюдь не были изжиты. В том числе и идеи террора, классового террора. Интеллигенции нечего было противопоставить коммунизму, в ее сознании не было принципов, существенно отличавшихся от принципов, реализованных коммунистическим режимом.» В. Ф. Кормер. “Двойное сознание интеллигенции и псевдокультура.”
«Интеллигенция предрасположена забывать об этой своей «партийной родне» или, по меньшей мере, делать вид, что забывает. А между тем, это родство имеет первостепенное значение. Благодаря ему все остальное, что могло бы быть зародышем подлинно нового в современной России, в том числе и неприятие власти, существует до сих пор где-то лишь на уровне эмоций, неясных влечений бессознательного протеста. Интеллигенция и не принимает власть, и одновременно боится себе в этом признаться, боится довести свои чувства до сознания, сделать их отчетливыми.
Ибо тогда ей пришлось бы вслух назвать себя саму как виновницу всех несчастий страны за всю историю Советской Власти, пришлось бы ответить буквально за каждый шаг этой власти, как за свой собственный. Более того, интеллигенция должна была бы тогда взглянуть и в будущее, и там точно так же не увидеть ничего, кроме несчастий, вызванных ею самой.
Интеллигенция знает об этом и у нее нечиста совесть. У нее разыгрывается настоящий«комплекс» по отношению к Власти. Страх не только пред жестоким наказанием, но еще сильнейший пред собственным признанием терзает ее.» В. Ф. Кормер. “Двойное сознание интеллигенции и псевдокультура.”
“О, этот изнуряющий быт!” – воскликнула однажды в сердцах интеллигентная женщина, презирающая российское простонародное бескультурье.
“Трудно найти в истории еще какой-либо великой страны, за исключением России, пример многовекового существования целого социального слоя, основная задача которого заключалась бы в том, чтобы выполнять в ней функцию внутреннего врага любого здорового государственного организма – духовного, экономического, общественного или политического. В России же такая социальная группа существует вот уже лет 200 и именуется интеллигенцией. Гносеология и онтология этого русского национального феномена достаточно хорошо известна, историографические данные относительно неприглядной роли, которую она с необыкновенным упорством выполняла, отнюдь не скрыта за семью печатями, ее деяния последнего десятилетия прошли буквально на наших глазах. И консилиум относительно этой чисто русской болезни уже неоднократно проводился. Какие страсти двигали и продолжают двигать этим неизлечимо больным слоем общества? Чувство неполноценности, презрение к природе собственной страны, европофилия в сочетании с нигилистическим отношением ко всему, что может называться “русским”, наконец злобствование, помноженное на невежество. После того, как П.Б. Струве охарактеризовал идейную сущность русской интеллигенции как отщепенчество и отчуждение от государства и враждебность к нему – ничего по сути не изменилось. Даже усилилось и распространилось вглубь и вширь, заражая собой окружающих. Возьмем современную генерацию “русской интеллигенции”, главным образом московскую и петербургскую, ставшее символом, если угодно – демиургом господствующих настроений. Что можно сказать по ее поводу – лишь повторить с прискорбием слова все того же Струве из вышедшего в 1909 году сборника “Вехи” – “легковерие без веры, борьба без творчества, фанатизм без энтузиазма, нетерпимость без благоговения”. С.С. Серебряков:
«Всё улеглось, одно осталось ясно, Что мир устроен грозно и прекрасно». Николай Рубцов
«Весь мир цивилизованный меня за то, что существую, порицает. А я то к ним неплохо отношусь: пускай себе, собаки, мельтешат». Олег Бородкин
О, слёз невыплаканных яд! О, тщетной ненависти пламень! Блажен, кто раздробит о камень Твоих, Блудница, новых чад, Рожденных в лютые мгновенья Твоих утех – и наших мук! Блажен тебя разящий лук Господнего святого мщенья! И. Бунин. “России”.